«Не забуду», «не прощу»: о политике истребления жителей прифронтового региона

«В селение Волохово ворвались немецкие полчища. Мы разделили печальную участь советских людей, попавших под иго этих гнусных варваров.

Шесть суток под угрозой расстрела мы сидели голодные в нетопленных землянках. Я, беременная женщина, была не в состоянии находиться в таких тяжелых условиях. В сопровождении нескольких товарищей и моего мужа мы вошли к себе в комнату. Гитлеровские бандиты отобрали лучшие из моих вещей, подожгли дом. А нас вскоре под охраной немецкого патруля погнали по направлению к Ясной Поляне. Около Ясной Поляны фашисты сняли с нас верхнюю одежду и валенки. Стояли большие морозы. В Ясной Поляне также хозяйничали гитлеровские мерзавцы. Они жестоко издевались над девушками и женщинами, а меня, нездоровую и беременную, заставляли колоть дрова и носить воду.

Мужчин, в том числе и моего мужа, они собрали для наиболее тяжелых работ по хозяйству. Так прошло страшных и мучительных 10 дней… Был убит немецкий солдат. Тогда, собрав почти всех, они [немцы] объявили нам, что за жизнь одного немецкого солдата, мы поплатимся жизнями многих. На моих глазах убийцы повесили моего мужа… Несколько дней его труп висел перед окнами нашего дома. В эти дни они расстреляли 25 мужчин, 18 человек мужчин загнали в сарай, облили бензином и сожгли…

Я никогда не забуду и не прощу этого подлым убийцам!»

Этот рассказ Д. Алдошкиной, опубликованный в тульской газете «Коммунар», – только один из примеров того, что происходило в Тульской области во время ее оккупации нацистами с 10 октября 1941 года.

Оккупационный порядок на тульской земле находился в ведении войскового командования. В городах действовали немецкие комендатуры, единой гражданской администрации так и не было создано. Губернская управа на территории Тульской области так и не была создана.

В районных городах были созданы городские управы (численность доходила до 32 человек) в составе городского головы (бургомистра, на селе — старшины), его помощников и сотрудников, земельных управ, полицейских структур, старост в селах, которые «по указанию германских военных властей занимались агитацией, распространяли фашистские листовки», в их ведении были «решительная борьба с партизанскими отрядами, терроризирование партийно-советского актива, оставшегося случайно на территории… вылавливание красноармейцев, выходящих из окружения и бежавших из плена», а также «учет продовольственных запасов: поголовья скота и недвижимого имущества», обеспечение всех требований немецкого командования на питание путем окончательного оставления местного населения без продовольствия».

Близость к фронту обусловила специфику оккупационного режима, в его реализации свою роль играли войсковые части, располагавшиеся на тульской земле: 2-я танковая группа (с 5 октября — армия) под командованием Гейнца Гудериана в составе 24, 47 и 48-го моторизованных корпусов, 34 и 35 армейских корпусов и 2-я полевая армия вермахта под командованием генерала Ханса-Густава Фельбера в составе 13-го и 43-го армейских корпусов.

Для наступления на Тулу 24 корпус 2-й танковой армии усилили моторизованным полком «Великая Германия» – элитным подразделением вермахта, солдаты и офицеры которого особенно отличились бесчинствами на оккупированных территориях и были признаны виновными в совершении военных преступлений на Нюрнбергском процессе.

ПОЛИТИКА ИСТРЕБЛЕНИЯ

Гитлеровский режим уже сформировал политику порабощения мирного населения, апробированную в ранее оккупированных странах, однако для ее системной реализации в Тульской области, по всей видимости, не хватило времени. Поэтому было характерно проведение истребительной политики не специальными подразделениями (например, гестапо), а в основном составе частей действующей гитлеровской армии.

Например, в Плавске Тульской области был создан концентрационный лагерь, где содержались не только военнопленные, но и мирные граждане при школе и церкви. Туда сгоняли местное население из окрестных деревень и соседних районов, тех, кто не подчинялся и не выполнял распоряжения оккупантов.

При освобождении Ефремова в руки советского командования попал приказ № 324/12 по 101-му немецкому автополку 18-й танковой дивизии от 12 декабря 1941 года, характеризующий политику по отношению к местному населению: «Населенные пункты на прежней позиции и перед новой позицией полностью разрушать. Всякое проявление мягкотелости в этом отношении стоит нам крови. Поэтому в своих действиях быть беспощадным. С гражданским населением обращаться по тем же принципам, как и до сих пор. Всех мужчин, способных носить оружие, задерживать и отправлять на сборные пункты военнопленных. Женщин и детей с опорных пунктов передовой линии оттеснять на запад, а с опорных пунктов второй линии по усмотрению частей сгонять в одно место. Противник пытается заслать в наш тыл разведчиков, переодетых в гражданское платье, пеших или на санях. По всем мужчинам и женщинам, появляющимся на участке дивизии пешком, на санях или на лыжах, открывать огонь без предупреждения. Скот и продукты питания забирать с собой. Где нет возможности для транспортировки живого скота или большое расстояние не позволяет увезти его с собой, скот убивать, а мясо везти с собой».

Немецкое командование устанавливало правила для местного населения: требовало соблюдать комендантский час (не выходить на улицу после наступления сумерек), сдать оружие и радиоприемники, «немедленно донести о скрывающихся бойцах и командирах Красной армии», партизанах, «во избежание наступления разрухи» все обязаны были работать. За невыполнение приказа оккупационные власти объявили право брать заложников и их расстреливать, за укрывательство партизан «или похожих на них элементов» также полагался расстрел.

На оккупированных территориях действовали карательные отряды: в Плавске был расквартирован карательный отряд, имеются сведения о деятельности карательных отрядов в поселке Дубна.

В поселок Тёплый гестаповцы приехали в первых числах декабря и пробыли до 20 декабря.

В Щёкинском районе штаб гестапо располагался на поселке Шахты № 260, а сам поселок был объявлен запретной зоной, там расположились только немецко-фашистские войска.

МАССОВЫЕ РАССТРЕЛЫ

В колхозе им. Райгазеты Филимоновского сельсовета партизаны бросили гранату в дом, где находились 5 немецких солдат и один офицер, последний был ранен взрывом. В ответ на это находящийся в поселке Одоев немецкий комендант выслал карательный отряд для расправы с партизанами и мирным населением: прибывшие учинили повальный обыск и допросы среди колхозников, заходя в хату, выгоняли женщин, детей, стариков на улицу, стреляли из автоматов, требуя выдачи партизан.

Массовые расстрелы мужского населения при начале оккупации (в целях устрашения) и при отступлении были еще одной формой истребительной политики оккупантов. Так, немцы расстреляли всех мужчин деревни Колодезное Октябрьского лесничеств, 20 мужчин в деревне Прудное Тульского района, а в поселке Дубна в первые дни оккупации немецкое командование приказало повесить 42 мирных жителя, среди которых было много женщин.

Показательные казни часто отличались особой жестокостью. В поселке Мышега Алексинского района приговоренный просил повешение заменить расстрелом, но палачи, смеясь, заставили его самого приготовить виселицу. Полумертвое тело немцы стали избивать железными прутьями.

В Плавске женщину, взявшую корзину от снарядов, чтобы донести с элеватора горелое зерно, казнили зверским способом: «раздели, захватили за подбородок крючком и повесили – 4 дня она кричала».

Неоднократно встречались в документах факты, что у некоторых трупов были согнуты ноги в коленях, это свидетельствовало о том, что людей закапывали еще живыми.

В Ретюньском сельсовете Белёвского района колхозник, расстрелянный из автомата, «был как решето, видимо, служил мишенью для пристреливания».

СТРАШНАЯ НОЧЬ

В ночь с 7 по 8 ноября 1941 года немецкие солдаты ходили по домам поселка Пристань, уводя с собою мужчин старше 16 лет. В каждой семье ждали возвращения родных, но никто из них не вернулся. Лишь один, оставшийся в живых, поведал, что произошло в страшную ночь. Вот что он рассказал.

«Всех нас посадили в темный сарай. Ночью 8 ноября лязгнул замок, открылась дверь. Пять немецких солдат взяли четверых граждан и ушли. Куда их повели, никто не знал. Затем немцы приходили еще два раза, уведя восемь человек. Нас повели последними.

Обогнув кучу щебня, мы увидели ужасную картину: на земле лежало двенадцать трупов наших товарищей.

Нас поставили плечом к плечу. Я сделал полуоборот, чтобы пули попали не в грудь, а в бок. Солдаты подняли винтовки, грянул залп. Как подкошенные упали люди на землю, обливаясь кровь. Я тоже упал лицом вниз, но чувствовал, что жив. Страшная боль стояла в плече. Изверги подошли к нам. Один из смертельно раненных стонал. Немецкий солдат несколько раз вонзил в него штык, и стоны прекратились. Я затаил дыхание‚ стиснул зубы. Один из палачей толкнул меня ногой. Убедившись, что мы мертвы, немцы слегка закидали трупы землей и ушли.

Когда стихло, я кое-как встал на колени и пополз. Кровь лилась из раны. У дверей своей квартиры силы меня окончательно оставили, и я упал без чувств. До момента освобождения поселка от фашистских извергов я скрывался в темной каморке, в подвале».

С изгнанием из района фашистов, случайно оставшийся в живых товарищ залечил раны и добровольно пошел на фронт.

ЯМА ПЯТЬ НА ПЯТЬ

7 ноября 1941 гад в рабочем поселке Мышега немецко-­фашистскими войсками были произведены массовые облавы и аресты рабочих по подозрению в принадлежности к партизанам. Всего были арестованы 22 человека и под усиленным конвоем доставлены в д. Гремица Алексинского района. На другой день, 8 ноября 1941 года, все арестованные рабочие были утром выстроены перед штабом. Им был зачитан приказ немецкого командования, что все лица, виновные в помощи партизанам, будут расстреляны. К концу дня в лощине д. Гремицы была вырыта яма размером 5 на 5 шагов, куда группами доставлялись рабочие. Перед ямой производился расстрел 17 человек.

В тот же самый день в пос. Пристань г. Алексина прибыла группа немецких солдат и офицеров в количестве около 100 человек и начала поголовный обыск у граждан, проживающих в пос. Пристань. Арестовали всех мужчин – 20 человек. Их доставили на станцию Алексин и закрыли в подвале. 8 ноября всех арестованных допросили и расстреляли в карьере недалеко от станции Алексин.

В полной оккупации оказались 33 района Тульской области, еще 6 – в частичной. За два месяца оккупации нацисты разрушили и сожгли более 600 населенных пунктов.